Так как искусство занимается истинным как абсолютным предметом сознания, то и оно также принадлежит к абсолютной сфере духа и стоит по своему содержанию на одной и той же почве как с религией в специальном смысле слова, так и с философией. Ибо философия не имеет другого предмета, кроме бога, и является, по существу, рациональной теологией, а поскольку философия служит истине, она представляет собой непрерывное богослужение.

При такой тождественности их содержания три царства абсолютного духа отличаются друг от друга лишь формами, в которых они осознают свой объект, абсолютное.

Различия этих форм заключены в самом понятии абсолютного духа. Дух как истинный дух существует в себе и для себя, и вследствие этого он не является абстрактным существом, потусторонним предметности, а находится в области самой предметности, в конечном духе, и представляет собой воспроизведение сущности всех вещей — такое конечное начало, которое постигает себя в своей существенности и тем самым само является существенным и абсолютным. Первой формой этого постижения является непосредственное и потому чувственное знание, знание в форме и образе самого чувственного и объективного элемента, в котором абсолютное становится предметом созерцания и чувствования. Второй формой является представляющее сознание и, наконец, третьей формой является свободное мышление абсолютного духа.

а) Форма чувственного созерцания свойственна искусству. Именно искусство доводит до сознания истину в виде чувственного образа, и притом такого чувственного образа, который в самом своем явлении имеет высший, более глубокий смысл и значение. Искусство, однако, не стремится постичь посредством этого чувственного воплощения понятие как таковое, понятие в его всеобщности, ибо как раз единство этого понятия с индивидуальным явлением и составляет сущность прекрасного и его художественного воспроизведения. Правда, это единство порождается в искусстве, и в особенности в поэзии, также и в элементе представления, а не только чувственной, внешней предметности. Однако даже в поэзии, этом наиболее духовном искусстве, имеется, хотя бы только для представляющего сознания, единство смысла и его индивидуального воплощения, и каждое содержание постигается и делается предметом представления непосредственным образом. Вообще следует сразу же установить, что так как искусство имеет своим настоящим предметом истинное, дух, то оно не может воплощать его для созерцания посредством особенных предметов природы как таковых, например посредством Солнца, Луны, Земли, звезд и т. д. Подобные предметы, хотя и носят чувственный характер, являются лишь единичными чувственными существованиями и, взятые сами по себе, не дают нам созерцания духовного содержания.

Если мы отводим искусству это абсолютное место, то этим явно и безоговорочно устраняем упомянутое выше представление, согласно которому искусство может быть использовано для выражения многих других содержаний и достижения чуждых ему интересов. Правда, религия довольно часто пользуется искусством, чтобы заставить нас лучше почувствовать религиозную истину или сделать ее доступной фантазии, выразив ее в образах, и в таком случае искусство несомненно стоит на службе у отличной от него области. Однако там, где искусство достигает высшего совершенства, оно именно в своей образности находит наиболее соответственный и существенный для содержания истинный способ изложения. Так, например, у древних греков искусство было высшей формой, в которой народ представлял богов и осознавал истину. Поэтому поэты и художники стали для греков творцами их богов, то есть художники дали нации определенное представление о делах, жизни и воздействии божественного начала, дали ей, следовательно, определенное содержание религии. И это не следует понимать таким образом, что эти представления и учения уже раньше абстрактно существовали в сознании как всеобщие религиозные положения и определения мышления, а затем художники лишь облекли их в образную форму и наделили внешними украшениями вымысла. Художественное творчество именно в том и состояло, что поэты могли выразить бродившее в них содержание только в этой форме искусства и поэзии. На других ступенях религиозного сознания, где оно оказывается менее доступным художественному воплощению, искусство получает в этом отношении меньше простора.

Таково изначальное, истинное положение искусства как представляющего собой высший интерес духа.

Подобно тому, как искусство имеет в лице природы и конечных областей жизни предшествующую ему ступень, так оно имеет и последующую ступень, то есть сферу, которая в свою очередь выходит за пределы его способа понимания и изображения абсолютного. Ибо искусство в самом себе имеет ограничивающий его предел и переходит поэтому в высшие формы сознания. Это ограничение определяет также и место, которое мы привыкли теперь отводить искусству в нашей современной жизни. Мы не считаем больше искусство той высшей формой, в которой осуществляет себя истина. В целом мысль уже с ранних пор обратилась против искусства как чувственного воплощения представления о божественном, например у иудеев, у магометан и даже у самих греков, — уже Платон резко выступал против богов Гомера и Гесиода. С прогрессом образования у каждого народа наступает время, когда искусство указывает на нечто выходящее за его пределы. Так, например, исторические элементы христианства, явление Христа, его жизнь и смерть дали искусству, преимущественно живописи, многообразные возможности развития, и сама церковь покровительствовала искусству или по крайней мере предоставляла ему свободу. Но когда влечение к знанию и исследованию и потребность во внутренней духовности вызвали реформацию, религиозное представление порвало связь с чувственной стихией и получило характер внутренней жизни сердца и ума.

Таким образом, следующая за искусством ступень проистекает из того, что духу присуща потребность находить удовлетворение лишь в своей внутренней жизни как истинной форме воплощения истины. Искусство в своих начальных фазах еще заключает в себе много таинственного, содержит загадочное предчувствие и страстное томление, потому что его создания еще не выявили для образного созерцания всей полноты своего содержания. Но когда совершенное содержание в совершенстве выявлено в художественных образах, тогда стремящийся дальше дух отвращается от этой объективности, отталкивает ее от себя и возвращается в свою внутреннюю жизнь. Таким является наше время. Можно, правда, питать надежду, что искусство и дальше будет расти и совершенствоваться, но его форма перестала быть высшей потребностью духа. Мы можем находить греческие статуи богов превосходными, а изображения бога отца, Христа и

Марии достойными и совершенными, — это ничего не изменит: мы все же не преклоним колен.

b) Ближайшей областью, возвышающейся над царством искусства, является религия. Религия имеет формой своего сознания представление, так как абсолютное перемещается здесь из предметности искусства во внутреннюю жизнь субъекта. Абсолютное дается теперь представлению субъективным образом, так что сердце, душа и вообще внутренняя субъективность становятся главным моментом.

Это развитие от искусства к религии можно характеризовать таким образом, что искусство является для религии только одной стороной: если художественное произведение представляет нам в чувственном виде истину, дух как объект, и дает эту форму абсолютного как адекватную, то религия прибавляет к этому молитвенное преклонение субъекта перед абсолютным предметом. Искусство как таковое не связано с благоговейным преклонением. Это благоговение выступает впервые, когда в душу субъекта проникает то, что искусство делает объективным в качестве внешне чувственного элемента, и субъект так отождествляется с ним, что это внутреннее присутствие в представлении и задушевность чувствования становятся существенной стихией существования абсолютного. Благоговейное преклонение есть культ общины в его чистейшей, интимнейшей, субъективнейшей форме; это культ, в котором объективность как бы поглощена и усвоена, и содержание этой объективности уже без нее стало достоянием сердца и души.

c) Наконец, третьей формой абсолютного духа является философия. Религия, в которой бог сначала является для сознания внешним предметом, так как сначала догматы должны осведомить нас о том, что такое бог и как он открыл и открывает себя людям, — религия хотя и погружается затем в стихию внутренней жизни, движет общиной и наполняет ее, однако внутренняя молитвенная жизнь чувства и представления не является высшей формой внутренней жизни. Как таковую чистейшую форму знания мы должны признать свободное мышление, в котором наука осознает то же самое содержание и благодаря этому становится наиболее духовным культом, усваивающим и постигающим в систематическом мышлении то, что в религии является лишь содержанием субъективного чувства или представления. Таким образом, в философии объединены оба аспекта — аспект искусства и аспект религии. В ней объединены объективность искусства, которая потеряла здесь характер внешней чувственности и заменена высшей формой объективности, мыслью, и субъективность религии, которая здесь очищена и превращена в субъективность мышления. Ибо мышление является самой внутренней, самой подлинной субъективностью, а истинная мысль, идея является вместе с тем самой предметной и самой объективной всеобщностью, которая лишь в мышлении впервые оказывается в состоянии постигать себя в форме самой себя.

Мы должны удовлетвориться здесь этим кратким указанием на различие между искусством, религией и наукой.

Чувственная форма сознания была для людей самой ранней формой. Вот почему на ранних своих ступенях религия была религией искусства и его чувственного воплощения. Лишь в религии духа бог познается как дух высшим, более соответствующим мысли способом и тем самым выясняется, что проявление истины в чувственной форме не истинно соразмерно духу.