Во-вторых, более определенный переход от самостоятельной архитектуры к служебной мы можем видеть в тех сооружениях, которые в качестве мест погребения были отчасти вкопаны в землю, отчасти же возведены над землей.

Особенно у египтян подземные и надземные сооружения связаны с царством мертвых, как и вообще в Египте впервые встречается и укореняется царство невидимого. Индиец сжигает своих мертвых или оставляет лежать их останки и дает им сгнить на земле; люди, согласно индийскому воззрению, суть или становятся богом или богами; индийцы не доходят до четкого разделения живых и мертвых как мертвых. Поэтому индийские сооружения, если они не обязаны своим происхождением магометанству, не представляют собой мест погребения и, невидимому, вообще принадлежат к более раннему периоду, чем указанные удивительные пещеры. У египтян же резко выступает противоположность между живым и мертвым, духовное начинает отделяться от недуховного. Здесь перед нами начинает возникать вера в воскресение конкретного индивидуального духа. С мертвыми египтяне обращаются как с чем-то индивидуальным и ведут борьбу с представлением о незаметном переходе в область природного, с тем, что тело мертвого, подвергаясь всеобщей участи, улетучивается, смывается и разрушается. Они, наоборот, укрепляют и сохраняют его.

Единичность есть принцип самостоятельного представления о духовном, потому что дух может существовать лишь как индивид, как личность. Поэтому эту честь и сохранение мертвых мы должны считать первым важным моментом существования духовной индивидуальности, ибо здесь, кажется, сохраняют единичность, вместо того чтобы отказываться от нее, так как ценят и уважают по крайней мере тело как природную, непосредственную индивидуальность. Геродот, как мы об этом уже упомянули, сообщает, что египтяне были первыми, кто сказал, что души людей бессмертны. Как бы несовершенно еще ни было здесь признание духовной индивидуальности, поскольку душа покойника в продолжение трех тысяч лет должна пройти весь круг земных, водных и воздушных животных и лишь затем снова войти в человеческое тело, все же в этом представлении и в бальзамировании мертвых заключается фиксирование телесной индивидуальности и отдельного от тела для-себя-бытия.

Следовательно, и в зодчестве важно то, что здесь духовное в качестве внутреннего смысла как бы отдаляется и изображается самостоятельно, между тем как телесная оболочка выступает как чисто архитектоническое окружение. В этом смысле египетские гробницы образуют наиболее ранние храмы; существенным элементом, средоточием поклонения является здесь субъект, индивидуальный предмет. Он сам по себе представляется значительным и выражает сам себя, отличен от своей обители, которую строят лишь для того, чтобы она служила его укрытием. И притом здесь дом или дворец строят не для удовлетворения потребности реального человека, а окружают огромными конструкциями мертвецов — царей, священных животных.

Подобно тому как земледелие прекращает бродяжничество кочевых народов, побуждая их осесть в определенной местности, являющейся их собственностью, так гробницы, надгробные памятники и культ мертвых соединяют людей, и даже те, которые не обладают домом, никакой определенной собственностью, собираются возле этих священных мест, которые они защищают и не дают отнять у себя. Так, например, скифы, этот народ наездников, как рассказывает Геродот (II, гл. 126—127), повсюду отступали перед Дарием. Когда Дарий отправил к царю посланца, велев ему сказать: если царь считает себя достаточно сильным, чтобы оказать сопротивление, то пусть сражается, если же нет, то пусть признает Дария своим господином, — Идантирс ответил: у нас нет городов и полей, и нам нечего защищать, и потому Дарий ничего не может опустошить; если же Дарий стремится к сражению, то скажи ему: у нас гробницы наших отцов; пусть Дарий подойдет к ним и осмелится их разрушить, тогда он увидит, будем ли мы бороться за них или нет.

Древнейшие грандиозные надгробные памятники мы находим в Египте. Это пирамиды. Вид этих достойных изумления конструкций, прежде всего, вызывает удивление своей безмерной величиной. Она сразу же наводит на размышление о продолжительности того времени и о разнообразии, многочисленности и настойчивости тех человеческих сил, которые требовались для завершения таких колоссальных сооружений. Напротив, со стороны своей формы они не представляют ничего захватывающего; в несколько минут обозреваешь всю пирамиду и сохраняешь ее в памяти. Пирамиды обладают простой и правильной формой. Об их назначении долго спорили. Древние, например Геродот и Страбон, уже указывали цель, для которой они действительно служили, но наряду с этим как древние, так и новые путешественники и писатели измыслили немало басен и небылиц. Арабы стремились силой найти доступ к пирамидам, надеясь отыскать в них сокровища; однако эти взломы не привели к достижению цели, а лишь причинили много разрушений, причем взломщики не добрались до действительных ходов и покоев.

Европейцам нового времени, среди которых в особенности отличились римлянин Бельцони, а затем генуэзец Кавилья, удалось наконец ознакомиться с внутренностью пирамид. Бельцони открыл гроб фараона в пирамиде Хефрена. Входы в пирамиды были закрыты обтесанными камнями. По-видимому, египтяне уже при постройке старались устроить так, чтобы вход, хотя он и был известен, все же мог бы быть снова отыскан и открыт лишь с большим трудом. Это доказывает, что пирамиды должны были оставаться закрытыми и что ими не следовало пользоваться вторично. Внутри них нашли комнаты, ходы, смысл которых можно толковать как пути, проходимые душой после смерти в ее странствиях и смене принимаемых его обликов, большие залы, то понижающиеся, то поднимающиеся каналы под землей. Гробница фараона, открытая Бельцони, высечена в скале и тянется на час ходьбы. В главном зале на полу стоял гранитный гроб. Однако в нем нашли лишь останки костей животного — мумии, вероятно, аписа. Но все сооружение, несомненно, предназначено быть местом погребения.

Пирамиды различаются по древности, величине и форме. Самые древние представляли собой, по-видимому, только положенные друг на друга в виде пирамид камни; позднейшие пирамиды построены по определенным законам, вершины некоторых из них плоски, другие заканчиваются совершенно острой вершиной; в иных же мы находим уступы, которые можно объяснить, согласно описанию Геродотом пирамиды Хеопса (II, гл. 125), тем способом, каким египтяне строили свои пирамиды, так что Гирт причисляет также и эту пирамиду к неоконченным («История строительного искусства у древних», I, стр. 55). По новейшим французским сообщениям, в более древних пирамидах комнаты и ходы запутаннее, а в пирамидах более позднего времени — проще, но целиком покрыты иероглифами; если попытаться сделать их копию, потребовалось бы несколько лет.

Итак, пирамиды, которые сами по себе достойны удивления все же становятся лишь простыми кристаллами, оболочкой, заключающей в себе некоторое ядро, умерший дух, и служат для сохранения его тела и облика, продолжающих существовать. В этом покойнике, который получает самостоятельное изображение, заключается весь смысл. Архитектура, которая до этого самостоятельно заключала свои смысл в самой себе, теперь в качестве архитектуры отделяется и в этом отделении становится служебной, в то время как скульптура получает задачу воплотить внутреннее начало, хотя индивидуальное образование удержано еще в своей собственной, непосредственно природной форме в качестве мумии. Поэтому, рассматривая египетское зодчество в целом, мы видим, с одной стороны, самостоятельные символические сооружения, а с другой стороны, уже ясно выступает специальное предназначение архитектуры быть только замкнутым пространствам — особенно во всем относящемся к надгробным памятникам. Для этого требуется, чтобы архитектура не только образовывала подземные пещеры, но была бы неорганической природой, обработанной человеческими руками там, где в ней нуждаются ради выполняемой ею цели.

Другие народы также сооружали подобные памятники мертвым, священные надгробные сооружения. Например, надгробный памятник Мавсола в Карии, а позднее мавзолей Адриана (теперешний замок св. Ангела в Риме), тщательно построенный дворец, предназначенный для мертвеца, были уже в древности знаменитыми сооружениями. Сюда относится также, согласно описанию Удена («Музей пауки о древности» Вольфа и Бутмана, т. I, стр. 536), еще один вид памятников мертвым. Эти памятники подражали в своем устройстве и окружении храмам, посвященным богам, но воспроизводили их в меньшем масштабе. Такой храм имел сад, цветник, фонтан, виноградник, а затем — капеллы, в которых ставились портретные статуи в образе богов. Особенно в эпоху империи возводились такие памятники со статуями умерших в образе богов — Аполлона, Венеры, Минервы. Фигуры, как и сооружения, получали значение обожествления умершего, храма покойника, подобно бальзамированию у египтян; эмблемы и гроб указывают, что покойник сделался Осирисом.

Но столь же грандиозными, сколь и самыми простыми конструкциями такого рода являются египетские пирамиды. Здесь возникает свойственная архитектуре и существенная для нее прямая линия и вообще правильность, и абстрактность форм. Ибо архитектура как простое замыкание и неорганическая природа, в самой себе индивидуально не одушевленная жизненно пребывающим в ней духом, может иметь облик лишь как нечто ей самой вешнее. Однако внешняя форма не органична, но абстрактна и рассудочна. Хотя пирамида уже начинает получать назначение дома, все же здесь прямоугольность еще не господствует целиком, как в настоящем доме. Пирамида имеет также особое назначение, которое не подчинено простой целесообразности; поэтому постепенно, начиная непосредственно с основания, в себе самой она переходит в заостренную вершину.