Такие самостоятельные формообразования не стоят обособленно, а их создают в большом количестве, делают из них большие храмо-образные сооружения, лабиринты, подземные пещеры, пользуются ими в массовом масштабе, окружают стенами и т. д.

Что же касается, во-первых, египетских оград храмов, то основной характер этой великой архитектуры, с которой нас недавно познакомили ближе главным образом французы, состоит в том, что они представляют собой открытые конструкции без крыш; ворота, переходы находятся между стенками, по преимуществу между портиками и целыми лесами колонн. Это произведения огромного объема и внутренней многосторонности; не являясь обиталищем и окружением бога или поклоняющейся общины, они сами по себе, производимым ими самостоятельным впечатлением, приводят в изумление колоссальностью своих размеров и масс. Отдельные формы и образы, сами по себе взятые, могут поглотить все внимание, будучи воздвигнуты в качестве символов для выражения, безусловно, всеобщего смысла. Они заменяют книги, поскольку обнаруживают смысл ее способом своего формирования, а посредством письмен, рельефов, начертанных на поверхности. В известном смысле можно назвать эти гигантские сооружения собранием скульптурных произведений. Однако эти произведения встречаются неоднократно, и одна и та же форма так часто повторяется, что они превращаются в ряды; свое архитектоническое назначение они получают лишь в этом ряду, в этом расположении, которое в свою очередь является самоцелью, а не служит, например, лишь подпорой антаблемента и кровли.

Более крупные сооружения такого рода начинались, по рассказу Страбона, мощеной дорогой шириной в сто футов и в три-четыре раза длиннее. С каждой стороны этой дороги стояли рядами сфинксы, от пятидесяти до ста в каждом, вышиной от двадцати до тридцати футов. Затем следовали великолепные врата, более узкие наверху, чем внизу, с пилонами, столбами необычайных размеров, в десять-двадцать раз выше человеческого роста. Столбы частью стояли свободно и самостоятельно, частью сливались с оградами, декоративными стенами, которые, будучи вышиной от пятидесяти до шестидесяти футов, также поднимались самостоятельно, внизу шире, чем наверху, косо, не находясь в связи с поперечными простенками, не подпирая балок и не образуя, таким образом, дома. В отличие от отвесных стен, которые ясно указывают на свое назначение — нести кровлю, эти стены, наоборот, представляют собой самостоятельную архитектуру.

Местами к таким стенам прислонены мемноны, также образующие ряды и целиком покрытые иероглифами или огромными каменными рисунками, так что на видевших их недавно французов они производили впечатление набивного ситца. Можно рассматривать их как страницы книги; своим пространственным окружением они неопределенно, словно колокольный звон, будят ум и сердце, побуждают их изумляться, мечтать, мыслить. Врата многократно следуют друг за другом и чередуются с рядами сфинксов, или появляется открытое место, окруженное общими стенами с прилегающей к этим стенам колоннадой. Затем следует закрытое место, которое не служит жилищем, а представляет собой лес колонн. Эти колонны имеют наверху не выпуклость, а лишь каменные плиты.

К этим рядам сфинксов, коллонадам, стенам, усеянным иероглифами, к выступу с крыльями, перед которыми воздвигнуты обелиски и лежат львы, или же к переднему двору в окружении более узких ходов — ко всему целому примыкает собственно храм, святилище, которое имело, согласно Страбону, небольшие размеры и в котором либо вовсе не было изображения бога, либо была лишь фигура животного. Это обиталище божества было иногда монолитом, как, например, храм в Буто, о котором Геродот рассказывает (II, гл. 155), что он был сделан из одного камня; и в высоту и в длину его стены были одинаковой величины, причем каждое его измерение равнялось сорока локтям, кровлей же служил другой камень с карнизом в четыре локтя шириной. Но в общем святилища так малы, что для общины в них нет достаточно места; наличие же в храме общины является необходимым его признаком, в противном случае он представляет собой лишь круглый камень, сокровищницу, некое место для хранения священных изображений и т. д.

Так тянутся, то расширяясь, то суживаясь, эти сооружения с рядами фигур животных, мемнонов, громадных порталов, стен, колоннад поразительных размеров, с отдельными обелисками и т. д., чтобы люди странствовали среди огромных, достойных удивления человеческих созданий, лишь часть которых имеет специальную цель в различных культовых действах и т. д., чтобы эти нагроможденные каменные массы сказали и открыли им, что есть божественное. Вдумываясь, убеждаешься, что повсюду во все эти сооружения вплетено символическое значение, так что число сфинксов, мемнонов, расположение столбов и рядов имеет отношение к числу дней года, двенадцати небесным знакам зодиака, семи планетам, большим периодам обращения луны и т. д. Здесь скульптура еще не отделилась от архитектуры и собственно архитектонический момент — пропорции, расстояния, число колонн, ступеней и т. д.— в свою очередь трактуется так, что отношения эти не находят своей подлинной цели внутри себя самих, в своей симметрии, эвритмии и красоте, а определяются символически.

Это строительство, созидание является самоцелью, тем, что само по себе представляет собой культ, для свершения которого объединяются народ и царь. Многие сооружения, например каналы, Меридово озеро и вообще гидравлические сооружения, были, правда, связаны с земледелием и разливом Нила. Так, например, Сезострис, как сообщает Геродот (II, гл. 108), изрезал каналами всю страну, чтобы снабжать ее ключевой водой; этим он упразднил лошадей и повозки, на которых ездили до тех пор. Однако главными созданиями египтян были те религиозные сооружения, которые они громоздили как бы инстинктивно, подобно пчелам, строящим свои соты.

Их отношения собственности были урегулированы, так же как и прочие отношения, почва была в высшей степени плодородной и не требовала утомительного труда для своего возделывания, так что труд египтян заключался лишь в том, чтобы сеять и снимать урожай. Иных интересов и деяний, осуществлявшихся другими народами, у египтян было немного. За исключением рассказов жрецов о морских предприятиях Сезостриса, мы не находим никаких сообщений о морских путешествиях; в целом египтяне продолжали ограничиваться строительством и устройством в собственной стране. Самостоятельная символическая архитектура составляет основной тип их самых величественных произведений, так как в Египте внутренняя жизнь человека, духовное начало еще не уловило само себя в своих целях, во внешних образах и не сделало их объектом и продуктом своей свободной деятельности. Самосознание еще не созрело для того, чтобы получился плод, еще не готово для себя, оно стремится, ищет, полно предчувствий, производит снова и снова, не получая абсолютного удовлетворения и потому безостановочно. Ибо лишь в образе, соразмерном духу, находит удовлетворение законченный в себе дух и ограничивает себя в своем творчестве. Напротив, символическое художественное произведение всегда более или менее безгранично.

К подобным созданиям египетского зодчества принадлежат и так называемые лабиринты: дворы с колоннадами, вокруг них дорожки между стенками, загадочно переплетающиеся, но перепутанные между собой не для того, чтобы ставить пошлую задачу найти выход; тут поставлена цель, чтобы человек осмысленно ходил среди символических загадок. Ибо дороги эти, как я на это вкратце раньше указал, должны были в своем ходе отобразить и сделать представляемым ход небесных светил. Они сооружены частью над землей и частью под ней. Помимо ходов тут имеются еще и огромные покои и залы, стены которых покрыты иероглифами.

Величайший лабиринт, который видел Геродот сам, находился недалеко от Меридова озера. По словам Геродота (II, гл. 148), он нашел, что размеры этого лабиринта не передать словами и что он превосходит даже пирамиды. Геродот приписывает его постройку двенадцати царям и изображает его следующим образом. Все сооружение, окруженное одной и той же стеной, состоит из двух этажей — одного подземного и другого надземного. Вместе они заключали в себе три тысячи покоев, по полторы тысячи в каждом. Верхний этаж — только его было разрешено осмотреть Геродоту — был разделен на двенадцать лежащих рядом друг с другом дворов с расположенными напротив них порталами; шесть дворов были обращены к северу и шесть к югу, и каждый двор был окружен колоннадой из белого, точно обтесанного камня. Из дворов, говорит далее Геродот, переходишь в покои, из покоев — в залы, из залов — в другие покои, а из покоев — в новые дворы. Геродот, по мнению Гирта («История строительного искусства у древних», I, стр. 75), делает это указание лишь для того, чтобы более точно определить, что покои прежде всего прилегают к дворам.

О ходах лабиринта Геродот говорит, что многочисленные переходы через крытые помещения и многообразные извилистые повороты между дворами тысячекратно его изумляли. Плипий (XXXVI, 19) описывает их как темные, утомительные для чужестранца своими извивами и говорит, что при открывании дверей раздавался громоподобный шум. Из чтения Страбона, который в качестве очевидца имеет такое же важное значение, как и Геродот, также явствует, что сбивающие с толку дорожки тянулись вокруг дворов. Подобные лабиринты сооружались преимущественно египтянами; однако на острове Крите находится такой же лабиринт, являвшийся подражанием египетскому. Сходный, хотя и меньший лабиринт имеется в Морее и на острове Мальта.

Но это архитектурное сооружение, с одной стороны, поскольку в нем существуют комнаты и залы, уже находится на пути к домообразным постройкам, а с другой, согласно указанию Геродота, подземная часть лабиринта, вход в которую ему не был разрешен, была предназначена для гробниц царей, соорудивших лабиринт, равно как и для священных крокодилов. Здесь одни только запутанные дорожки составляют элемент собственно самостоятельной символики. Поэтому мы можем видеть в этих сооружениях переход к той форме символической архитектуры, которая внутри себя уже начинает приближаться к классическому зодчеству.