Вместе с этой формой отношения, отличной от символической, изменилось и содержание сторон, отныне противостоящих друг другу. В символической форме искусства намекающее чувственное воплощение получают абстракции, общие мысли или определенные положения в форме всеобщностей рефлексии. Напротив, в той форме, которая выступает в переходной стадии от классического к романтическому искусству, содержанием хотя и служат сходные абстракции — общие мысли, взгляды и рассудочные положения, — но содержание одной стороны противоположности составляют не эти абстракции как таковые, а их существование в субъективном сознании и опирающемся на себя самосознании, Ближайшее требование этой промежуточной ступени заключается в том, чтобы духовное, которое достигнуто идеалом, самостоятельно выступило для себя.

Уже в классическом искусстве главным была духовная индивидуальность, хотя со стороны своей реальности она оставалась примиренной со своим непосредственным существованием. Теперь речь идет о том, чтобы воплотить субъективность, которая стремится к господству над не соответствующим ей более обликом и внешней реальностью. Тем самым духовный мир становится для себя свободным; он изъял себя из чувственной стихии и в этом уходе в себя обнаруживается как самосознательный субъект, удовлетворенный лишь своей внутренней жизнью. Но этот субъект, отталкивающий от себя внешнее, с духовной стороны еще не представляет истинной целостности, имеющей своим содержанием абсолютное в форме самосознательной духовности, а есть лишь абстрактная, конечная, неудовлетворенная субъективность, находящаяся в противоположности к действительности. Ей противостоит такая же конечная действительность, которая, со своей стороны, также становится свободной. Однако так как истинно духовное ушло из нее во внутреннюю жизнь и уже не хочет и не может снова обрести себя в ней, то она предстоит как действительность, лишенная божественного начала, и как развращенное существование.

Таким путем искусство создает на этой ступени враждебное отношение мыслящего духа-субъекта, основывающегося на самом себе как субъекте с его абстрактной мудростью, знанием и желанием добра и добродетели, к испорченности современной ему жизни. Неразрешенность этой противоположности, в которой внутреннее и внешнее остаются в прочной дисгармонии, составляет прозаичность отношения между этими двумя сторонами. Благородный дух, добродетельная душа, которой отказано в осуществления своего сознания в мире порока и глупости, отвращается то со страстным возмущением, то с тонким остроумием или холодной горечью от находящегося перед ним существования, негодует или издевается над миром, который прямо противоречит его абстрактной идее добродетели и правды.

Формой искусства, которую принимает образ обнаруживающейся противоположности между конечной субъективностью и выродившимся внешним миром, является сатира. Обычные теории не знали, как быть с сатирой, и затруднялись, куда ее отнести. Ибо в сатире нет ничего эпического, к лирике она также не относится. В ней находит свое выражение не чувство души, а всеобщее представление о добре и внутренне необходимом, которое хотя и смешано с субъективной особенностью и выступает как особенный характер добродетели того или иного субъекта, однако не наслаждается собою в свободной, нестесненной красоте представления и не источает это наслаждение. Наоборот, это представление угрюмо цепляется за разногласие между собственной объективностью и ее абстрактными принципами и эмпирической действительностью, и оно не создает ни подлинной поэзии, ни настоящих произведений искусства. Поэтому сатирическую точку зрения нельзя постичь, исходя из указанных родов поэзии, а она должна быть понята более общо, как переходная форма классического идеала.