Что касается общего характера этих сооружений, среди которых мы должны особенно выделить произведения религиозной архитектуры, то мы уже во Введении видели, что здесь соединяются самостоятельный и служебный виды зодчества. Однако объединение состоит не в слиянии архитектонических форм восточной и греческой архитектуры, а его следует искать лишь в том, что здесь, с одной стороны, еще больше, чем в архитектуре греческого храма, основным типом является дом, создание замкнутого пространства, между тем как, с другой стороны, голая подчиненность служебным целям и целесообразность также упраздняются. Дом высится независимо от них, свободно, сам по себе. Таким образом, эти священные здания и церковные сооружения действительно оказываются, как уже было сказано, безусловно целесообразными для культа и другого употребления, но их особенность заключается именно в том, что они идут дальше всякой определенной цели и существуют как замкнутые внутри себя, для самих.

Сооружение стоит здесь отрешенно, прочно и вечно. Поэтому характер целого уже не определяется никакой чисто рассудочной пропорцией, внутри здание не напоминает коробки, что характерно для наших протестантских церквей, построенных лишь для того, чтобы быть заполненными людьми, и, подобно стойлам, ничего не имеющих, кроме церковных скамеек. Снаружи здание поднимается вверх и высится свободно, так что целесообразность, в какой бы мере она ни имелась, снова исчезает, предоставляя целому вид самостоятельного существования. Такое здание ничем не наполняется до конца, все поглощается громадностью целого. Оно имеет и показывает определенную цель, но в своей грандиозности и возвышенном покое поднимается к бесконечности, за пределы только целесообразно-служебного.

Это возвышение над конечным и простой прочностью составляет одну характерную сторону. С другой стороны, именно здесь получают полный простор величайшая дифференциация, разбросанность и многообразие, не позволяя, однако, целому распасться на отдельные особенности и случайные детали. Напротив, величественное искусство полностью возвращает здесь все разделенное и раздробленное к указанной простоте. Именно субстанция целого распадается в бесконечных делениях на мир индивидуальных многообразий, но она обособляет это необозримое множество просто, расчленяет правильно, распределяет симметрически, так что получается удовлетворительная как в движении, так и в покое эвритмия. Не встречая противодействия, субстанция приводит это пестрое множество деталей к наиболее верному единству и наиболее ясному для-себя-бытию.