Несмотря на эту субстанциальную основу, мы видим, как всеобщее художественное формирование классических богов из тиши идеала все более и более вступает в многообразие индивидуального и внешнего явления; как события, происшествия и поступки детализируются, приобретая все более и более человеческий характер. Вследствие этого классическое искусство переходит в конце концов по своему содержанию к изолированию случайной индивидуализации, а по своей форме — к приятному, прелестному. Приятное состоит в разработке отдельных черт внешнего явления во всех его подробностях, вследствие чего художественное произведение захватывает уже не только своим субстанциальным внутренним содержанием, но и многообразно касается конечных сторон его субъективности. Ибо в этом конечном характере художественного бытия как раз и заложена более близкая связь с субъектом, который как таковой сам конечен в теперь снова обретает себя в художественном произведении таким, каким он непосредственно существует, и доволен этим обстоятельством. Строгость богов переходит в привлекательность, которая не потрясает человека и не поднимает его выше частного бытия, но позволяет спокойно оставаться в этом последнем, притязая лишь на то, чтобы нам понравиться. Подобно тому как фантазия, овладевая религиозными представлениями и свободно формируя их с целью обрести красоту, устраняет серьезность благоговения и в этом отношении портит религию как религию, — так на ступени, на которой мы теперь находимся, это искажение осуществляется большей частью посредством приятного и доставляющего удовольствие элемента. Ибо приятное не приводит к дальнейшему развитию субстанциального смысла богов, их всеобщего начала; их конечный аспект, чувственное существование и субъективный внутренний мир — вот что должно вызывать интерес и доставлять удовлетворение. Поэтому чем больше в прекрасном преобладает прелесть изображенного бытия, тем больше его привлекательность манит прочь от всеобщего и отдаляет от того содержания, которое единственно могло бы удовлетворять более глубокому проникновению.

С этим внешним характером и детальной определенностью образов богов связан переход в другую область художественных форм. Ибо внешний характер этих образов предполагает многообразие, присущее конечному бытию; последнее, получая для себя простор, противопоставляет себя внутренней идее, ее всеобщности и истине, и начинает пробуждать неудовольствие мысли более не соответствующей ей реальностью.