Что касается формы убранства, то я уже с самого начала указал ее главные черты.

α. Первый пункт, о котором следовало бы сказать особо, касается важности вообще украшений для готической архитектуры. Классическое зодчество в целом придерживается мудрой меры в украшении своих зданий. Но так как для готической архитектуры важно главным образом, чтобы массы, которые она размещает, казались больше и в особенности выше, чем они есть на самом деле, то она не удовлетворяется простыми плоскостями, постоянно всюду делит их, и притом на формы, которые в свою очередь подчеркивают стремление ввысь. Столбы, стрельчатые арки, выступающие над ними остроугольные треугольники появляются, например, также и в убранстве. Этим путем простое единство крупных масс разрушается, в его разработке доходит до крайне частных и конечных черт, целое же внутри себя характеризуется необычайными противоположностями.

Глаз видит, с одной стороны, легко схватываемые им основные линии, выступающие перед ним хотя и в гигантских размерах, но в ясном членении, а с другой стороны, необозримую полноту и многообразие украшений, так что наиболее всеобщим и простым элементам противостоят разнообразнейшие детали; так душа, в противоположность христианскому молитвенному настроению, углубляется в конечные интересы и вживается даже в мелкое и мелочное. Эта раздвоенность должна побуждать к размышлению, устремление ввысь призывает душу к возвышению над земным. Ибо в этой форме убранства главное заключается в том, чтобы не разрушать или затушевывать основные линии множеством и разнообразием украшений, а позволять им полностью пробиваться через это многообразие, ибо эти основные линии есть то существенное, в котором заключается весь смысл. Лишь в таком случае здания, в особенности готические, сохраняют торжественность своей грандиозной строгости. Подобно тому как религиозное благоговение должно проходить красной нитью через все отдельные душевные переживания, жизненные отношения всех индивидов и неизгладимо запечатлевать в сердцах людей всеобщие неизменные представления, так и простые основные архитектонические типы должны снова вобрать в эти главные линии самые разнообразные деления, перерывы, орнаментации, заставив их раствориться в этих линиях.

β. Вторая сторона в украшениях также связана с романтической формой искусства вообще. Романтическое имеет своим принципом, с одной стороны, внутреннюю жизнь, возвращение идеального в себя, а с другой стороны, внутреннее должно отражаться во внешнем и уходить из него обратно в себя. В архитектуре чувственная, материально пространственная масса является тем внешним, в котором предметом созерцания, насколько это возможно, делают самое сокровенное содержание. При таком материале воплощения необходимо только одно — не давать материальному, массивному элементу иметь значимость своей материальности, а повсюду прерывать, дробить его, лишать видимости непосредственной спаянности и самостоятельности. В этом отношении украшения, в особенности на внешней стороне, которая не должна обнаруживать замыкания как такового, получают характер чего-то ажурного или вплетенного в различные поверхности. Нет другой такой архитектуры, которая при столь огромных тяжелых каменных массах и их прочной слаженности все же сохраняла бы столь полно легкость и грациозность.

γ. В-третьих, что касается способа формирования украшений, то мы должны только заметить, что кроме стрельчатых арок, столбов и кругов формы опять-таки напоминают об органических элементах в собственном смысле. Уже выдалбливание и разработка их из массы свидетельствуют об этом. Но среди этих украшений, кроме того, явно встречаются листья, розетки, а в переплетениях, напоминающих арабески, — фигуры животных и людей, отчасти реальные, отчасти фантастические. Романтическая фантазия обнаруживает тем самым и в архитектуре свое богатство в изобретениях и странных сочетаниях разнородных элементов, хотя, с другой стороны, и в украшениях, например в стрельчатых арках окон, по крайней мере в эпоху подлинно готического зодчества, наблюдалось постоянное возвращение одних и тех же простых форм.