«Что свято?» — задает Гёте вопрос в одном двустишии и отвечает: «То, что связует много душ». В этом смысле мы можем сказать, что святое с целью такого объединения и как такое объединение составляло первое содержание самостоятельного зодчества. Ближайший пример такого сооружения дает нам сказание о вавилонской башне. На обширных равнинах Евфрата люди возводят чудовищное по размерам архитектурное сооружение; они строят его сообща; общность, проявившаяся в его построении, становится вместе с тем содержанием и целью сооружения. И это возникновение общественного союза не носит характера чисто патриархального объединения. Напротив, чисто семенное единство как раз упразднило себя, и эта поднимающаяся в облака башня есть объективация этого распавшегося прежнего объединения и реализация нового, развитого объединения.
Все тогдашние народы трудились над созданием этой башни. Подобно тому как все они соединились, чтобы осуществить это одно безмерное сооружение, так и произведение их деятельности должно было связывать их. Копание земли, складывание вместе каменных глыб и как бы архитектоническая обработка почвы играли такую же роль, какую играют у нас нравы, привычки и установленное законом государственное устройство. Такое сооружение вместе с тем символично, так как оно лишь намеком указывает на ту связь, которую собой представляет; в своей форме и своем образе оно в состоянии выразить священное, само по себе объединяющее людей начало только внешним способом. В этом же предании сказано, что, собравшись для создания такого произведения, пароды затем снова разбрелись.
Другим важнейшим сооружением, имеющим уже более достоверную историческую основу, является башня Бела, о которой нам сообщает Геродот (I, глава 181). В каком отношении находится эта башня к вавилонской башне, о которой говорится в Библии, этого вопроса мы здесь не будем касаться. Мы не имеем права называть это сооружение храмом в нашем смысле этого слова; скорее, его можно назвать храмовым двором, имевшим квадратную форму; с каждой стороны он был длиной в два стадия, входом в него служили бронзовые ворота. Посредине этого святилища, рассказывает Геродот, который еще видел это колоссальное сооружение, построена сплошная (не полая внутри, а массивная) каменная башня, имеющая в длину и ширину по одному стадию. На этой башне стоит другая, а на ней — еще одна, и так далее до восьмой. Лестница с внешней стороны доходит до самого верха; примерно посредине подъема находится место со скамейками, на которые садятся отдохнуть восходящие на башню. В последней же башне находится большой храм, а в храме стоит большое прекрасно убранное ложе и перед ним золотой стол. Однако в храме не воздвигнуто никакой статуи, и ни один человек не проводит там ночь, за исключением одной из местных женщин, которую, как говорят халдеи — жрецы этого бога, бог избирает себе из числа всех женщин. Жрецы также утверждают (I, гл. 182), что сам бог посещает храм и почивает на ложе. Геродот рассказывает (I, гл. 183), что внизу, в святилище есть еще и другой храм, где находится большое золотое изображение сидящего бога; перед ним стоит большой стол из золота. Он рассказывает также о двух находящихся за пределами храма больших алтарях, на которых приносятся жертвы.
Несмотря на это свидетельство, мы не можем приравнять это исполинское сооружение к храмам в греческом или современном смысле. Ибо семь первых кубов были совершенно массивными, и лишь самый верхний, восьмой, являлся местом для пребывания невидимого бога, которому там, наверху, не поклонялись жрецы или община. Статуя бога находится внизу, вне постройки, так что все сооружение высится, собственно говоря, самостоятельно, отдельно и не служит культовым целям, хотя оно больше уже не представляет собой чисто абстрактного пункта объединения, а является святилищем. Форма здесь, правда, еще предоставлена случайности или определяется лишь материальным основанием, а именно соображением о прочности сооружения как куба. Однако возникает требование искать такой смысл, который может дать произведению, взятому как целое, более детальное символическое определение. Мы должны видеть его в числе массивных этажей, хотя Геродот определенно об этом и не говорит. Таких этажей семь с высящимся над ними восьмым для ночного пребывания бога. Число семь, вероятно, символизирует семь планет и небесных сфер.
В Мидии также существовали города, построенные на основе такой символики, как, например, Экбатана с его семью кольцевыми стенами, о которых Геродот (I, гл. 98) рассказывает, что каждая стена либо благодаря холму, на склоне которого она была возведена, либо же намеренно и с помощью искусства была выше, чем другие, а их защитные зубцы были окрашены в разные цвета. На первой стене они были белые, на второй — черные, на третьей, кольцевой степе ярко-красные, на четвертой — голубые, на пятой — красные, на шестой же они были посеребренные, а на седьмой — позолоченные; внутри последней из них помещались царский замок и сокровищница. «Экбатана, — говорит Крейцер в своей «Символике» об этом способе постройки (I, стр. 469), — мидийский город, с царским замком посредине, с семью круговыми стенами и зубцами наверху их, окрашенными в семь разных цветов, изображает небесные сферы, окружающие замок-солнце».