α. Первая ступень сама еще не может ни называться символической в собственном смысле, ни считаться принадлежащей области искусства. Она только пролагает путь для искусства вообще и для символического искусства в частности. Это непосредственное субстанциальное единство абсолютного как духовного смысла с его нераздельным чувственным существованием в природной форме.

β. Вторая ступень образует переход к символу в собственном смысле. На этой ступени первоначальное единство начинает распадаться; с одной стороны, всеобщий смысл возвышается для себя над единичными явлениями природы, а с другой стороны, в этой представляемой всеобщности он должен все же осознаваться в форме конкретных предметов природы. В этом двойственном стремлении одухотворить природное и дать чувственное воплощение духовному проявляются на этой ступени их дифференциации вся фантастика и путаница, все неустановившееся и беспорядочное брожение разнородных элементов символического искусства, которое смутно чувствует несоразмерность своего формирования и воплощения, однако не может помочь этому иначе, как искажая образы и сообщая им несоизмеримость чисто количественной возвышенности. На этой ступени мы живем в мире, полном чистых вымыслов, невероятностей и чудес, не встречая, однако, подлинно прекрасных произведений искусства.

γ. Пройдя через эту борьбу между смыслом и его чувственным изображением, мы достигаем третьей ступени — символа в собственном смысле. Лишь на этой ступени символическое художественное произведение полностью выявляет весь свой характер. Формами и образами больше не являются чувственно существующие предметы, которые, как это происходит на первой ступени, не будучи созданиями искусства, непосредственно совпадают с абсолютным в качестве его бытия или, как на второй ступени, могут устранить свой разлад со всеобщностью смысла только посредством напыщенного расширения фантазией особенных предметов природы и событий. То, что теперь становится наглядным в качестве символического образа, представляет собой созданное искусством произведение, которое, с одной стороны, должно представлять само себя с присущим ему своеобразием, но, с другой стороны, должно выявлять не только этот единичный предмет, но и дальнейший всеобщий смысл; последний должен быть приведен в связь с этим предметом и познан в нем, так что эти образы предстают нам как задачи, требующие, чтобы мы угадали вложенный в них внутренний смысл.

Относительно этих более определенных форм первоначального символа мы можем предварительно заметить, что они проистекают из религиозного миросозерцания целых народов. Поэтому мы напомним здесь их историческую сторону. Разграничение, однако, нельзя провести здесь с полной строгостью, ибо отдельные виды формирования и изображения, как это вообще свойственно художественной форме, смешиваются друг с другом, так что форма, которую мы рассматриваем как основной тип, характеризующий миросозерцание одного народа, встречается и у более ранних или более поздних народов, хотя у них она играет подчиненную роль и встречается редко. В общем же мы должны искать конкретных наглядных примеров первой ступени в древнеперсидской религии, второй — в Индии, а третьей — в Египте.