Наконец, что касается отношения этого содержания к способу его воплощения, то, соответственно только что сказанному, сначала кажется, что

a) содержание романтического искусства, поскольку речь идет о божественном, очень узко. Ибо, как мы уже указывали, природа лишена здесь божественного ореола; моря, горы, реки в долины, источники, время и ночь, равно как и всеобщие процессы природы, потеряли свое значение рядом с изображением и содержанием абсолютного. Создания природы не подвергаются больше символическому расширению; у них отнято определение, согласно которому их формы и виды деятельности способны быть чертами божественного. Ибо все великие вопросы о возникновении мира, вопросы о том, откуда возникла, для чего существует и куда движется сотворенная природа и человечество, а также все символические и пластические попытки разрешить и изобразить эти проблемы исчезли благодаря откровению бога в духе.

В духовной же области пестрый, красочный мир с его классически воплощенными характерами, действиями, событиями также сосредоточился в одной светлой точке абсолютного и вечной истории искупления. Все содержание концентрируется на внутренней жизни духа, на чувстве, представлении, на душе, которая стремится к единению с правдой, ищет и добивается порождения, сохранения божественного в субъекте и не столько желает осуществлять цели и предприятия в мире ради мира сего, сколько стремится делать существенным лишь внутреннюю борьбу человека и его примирение с богом. Речь идет здесь лишь об изображении личности и ее сохранении, равно как и о мерах, необходимых для этой цели. Героизм, который может выступить здесь на передний план, не есть героизм, создающий по своему почину законные учреждения, создающий и преобразующий ситуации, а героизм покорности. Для него все уже определено и установлено высшей властью. Поэтому ему остается только приводить в порядок земные дела, применять это высшее, в себе и для себя значимое, к существующему миру и делать его значимым в земных делах.

Но так как это абсолютное содержание представляется сосредоточенным в субъективной душе и все процессы заключены во внутреннюю человеческую жизнь, то и сфера содержания снова бесконечно расширяется и развертывается в беспредельное многообразие. Хотя указанная объективная история и составляет субстанциальную сторону души, но субъект все же пронизывает ее целиком, изображает отдельные ее моменты или же ее самое во все новых и новых человеческих чертах. Кроме того, он может вовлекать в себя всю природу как окружение и место, в котором проявляется дух, может использовать ее для этой великой цели. Благодаря этому история жизни души становится бесконечно богатой и может воплощаться многообразнейшим образом в зависимости от постоянно изменяющихся обстоятельств и ситуаций.

Если же человек выходит из этого абсолютного круга и начинает заниматься мирскими делами, то объем интересов, целей и чувств становится тем неизмеримее, чем глубже стал дух в соответствии со всем этим принципом. Тем самым человек развертывает себя в бесконечной интенсивной полноте внутренних и внешних коллизий, разладов души, ступеней развития страсти и многообразнейших стадий удовлетворения. Внутреннее содержание романтического искусства составляет абсолютное, являющееся в себе безусловно всеобщим и осознающее себя в человеке. Таким образом, человечество и все его развитие представляет собой неизмеримый материал романтического искусства.

b) Но это содержание не создается романтическим искусством как искусством, как это было в значительной мере в символической, а главным образом в классической форме искусства и ее идеальных богах. Как мы уже видели ранее, романтическое искусство не является поучением, открывающимся как искусство и наглядно представляющим содержание истины именно в художественной форме. Содержание уже существует само по себе за пределами искусства, в представлении и чувстве. Здесь религия как всеобщее сознание истины составляет существенную предпосылку искусства в совершенно иной степени, — даже со стороны внешнего способа проявления она существует для действительного сознания в чувственной реальности как прозаическая современность. Поскольку содержанием откровения для духа служит вечная абсолютная природа духа, который отрешается от природного как такового и принижает его, то явление в непосредственности получает такое значение, что это внешнее, поскольку оно существует и обладает наличным бытием, образует лишь случайный мир, уходя из которого абсолютное концентрируется как духовное и внутреннее и только таким образом становится само для себя истиной. Тем самым внешнее рассматривается как некий безразличный элемент, к которому дух не питает полного доверия и в котором он не может оставаться. Чем меньше он считает форму внешней действительности достойной себя, тем меньше он может искать в ней свое удовлетворение и находить примирение с самим собой в единстве с ней.

c) В соответствии с этим принципом способ действительного формообразования в романтическом искусстве со стороны внешнего проявления не выходит, по существу, за пределы обыденной действительности и не уклоняется от включения в себя реального существования в его конечной ограниченности и определенности. Здесь, следовательно, исчезла та идеальная красота, которая возвышает внешнее созерцание над временным бытием и устраняет следы бренности, чтобы поставить цветущую красоту существования на место ее обычного, убогого проявления. Романтическое искусство уже больше не имеет своей целью изображение свободной жизненности бытия в его бесконечной тишине и погружении души в телесное, не имеет целью изображение этой жизни как таковой в ее собственной сущности и отворачивается от этой вершины красоты. Оно переплетает свое внутреннее содержание со случайностью внешних образований и предоставляет широкий простор безобразному в его характерных чертах.

В романтическом искусстве перед нами, следовательно, два мира. С одной стороны, духовное царство, завершенное в себе, душа, внутри себя примиренная. Она нарушает обычное прямолинейное повторение возникновения, гибели и возрождения, впервые превращая его в истинный круговорот, в возвращение в себя, в подобную Фениксу подлинную жизнь духа. С другой стороны, перед нами царство внешнего как такового, освобожденного от прочного единства с духом; внешнее становится теперь целиком эмпирической действительностью, образ которой не затрагивает души. В классическом искусстве дух господствовал над эмпирическим явлением и полностью проникал его, потому что как раз в этом явлении он должен был получить свою совершенную реальность. Теперь же внутреннее стало равнодушным к способу формообразования непосредственного мира, так как непосредственность недостойна внутреннего блаженства души. Внешнее явление уже больше не может служить выражением внутреннего, а когда оно все-таки еще призывается к этому, то его задача — лишь доказать, что внешнее не есть то существование, которое дает удовлетворение; оно должно указывать на внутреннее, на душу и чувство, как на существенный элемент.

Но именно поэтому романтическое искусство позволяет внешней стихии свободно развернуться и любому материалу, вплоть до цветов, деревьев и предметов самой обычной домашней утвари, беспрепятственно становиться объектом изображения даже в их природной случайности существования. Однако это содержание неразрывно связано с тем определением, что оно в качестве чисто внешнего материала носит безразличный, низменный характер и приобретает свою настоящую ценность только в том случае, если в нем запечатлелась душа; оно должно выражать не только внутреннее содержание, но и сокровенные стороны души, которая не сливается с внешним, а примирена в себе с самой собою. Внутреннее в этом состоянии, доведенное до конца, представляет лишь проявление, лишенное внешнего элемента.

Оно как бы незримо внимает только самому себе; это звучание без предметности и образа, реяние над водами, звучание над миром, который в своих инородных явлениях может только воспринимать и отражать некоторый отсвет этого внутри-себя-бытия души.

Если сформулировать одним словом отношение между со держанием и формой в романтическом искусстве, там, где оно сохраняет своеобразие, то мы можем сказать, что это искусство музыкально, потому что его основным принципом служит увеличивающаяся всеобщность и неутомимо деятельная глубина души, и лирично, будучи наполнено определенным содержанием представления. Лиризм есть как бы стихийная основная черта романтического искусства, тон, который характерен даже для эпопеи и драмы и который, подобно всеобщему аромату души, наполняет произведения изобразительных искусств, так как здесь дух и душа каждым своим произведением желают беседовать с духом и душой.