Мы видели, что для содержания живописного начала основное определение составляет для себя сущая субъективность.
α. Тем самым индивидуальность не может всецело воплотиться в чем-то субстанциальном с внутренней стороны, наоборот, индивидуальность должна показать, что она заключает в себе любое содержание как определенный субъект и выражает в нем себя, свой внутренний мир, жизненность своего представления и чувствования; точно так же и внешний образ не может выступать всецело подчиненным внутренней индивидуальности, как это происходит в скульптуре. Хотя субъективность и пронизывает собою внешнее как свойственную ей объективность, вместе с тем она есть тождество, которое возвращается в себя из объективности и благодаря такой замкнутости в себе становится равнодушным к внешней стороне и оставляет ее свободной. И как в духовной стороне содержания единичный элемент субъективности не полагается в непосредственном единстве с субстанцией и всеобщностью, а рефлектируется в себя в качестве вершины для-себя-бытия, так и во внешней стороне образа его особенность и всеобщность переходят от прежнего пластического объединения к преобладанию единичного и тем самым к чему-то более случайному и безразличному в том смысле, в каком это уже в эмпирической действительности составляет господствующий характер всех явлений.
β. Второй пункт относится к протяженности, которая характеризует живопись благодаря ее принципу в отношении изображаемых предметов.
С одной стороны, свободная субъективность предоставляет самостоятельное бытие всей полноте природных вещей и всем сферам человеческой действительности, а с другой стороны, она может отдаваться всему особенному и делать его содержанием внутренней жизни; более того, лишь в этой сплетенности с конкретной действительностью сама субъективность оказывается конкретной и живой. Поэтому художник может включить в сферу своих изображений всю полноту предметов, остававшихся недоступными скульптуре. Весь круг религиозных тем, представления о небе и преисподней, история Христа, апостолов, святых и т. д., внешняя природа, все человеческое, вплоть до самых преходящих моментов в ситуациях и характерах.— все и вся может получить здесь свое место. Ведь в сферу субъективного входит также вое особенное, произвольное и случайное среди многообразных интересов и потребностей, которые аналогичным образом требуют к себе внимания.
γ. С этим связан третий момент, что живопись осваивает мир души как содержание своих изображений. Что живет в душе, то налично лишь в субъективной форме, даже если по своему содержанию оно и является чем-то объективным и абсолютным как таковым. Душевное чувство может, конечно, иметь своим содержанием всеобщее, но, будучи чувством, оно не сохраняет формы этой всеобщности, а проявляется так, как я, этот определенный субъект, узнаю себя в ней и ощущаю. Чтобы воспроизвести объективное содержание в его объективности, я должен забыть о самом себе. Разумеется, живопись доводит внутренний мир до созерцания в форме внешней предметности, но ее собственное содержание, которое она выражает, есть чувствующая субъективность, и со стороны формы она не может дать таких определенных созерцаний божественного, как, например, скульптура, а передает только более неопределенные представления, входящие в сферу чувств.
Этому, кажется, противоречит то обстоятельство, что, как мы видим, знаменитейшие художники преимущественно и неоднократно берут предметом своих картин внешнее окружение человека: горы, долины, лужайки, ручьи, деревья, кустарники, корабли, море, облака и небо, здания, комнаты и т. п. Однако во всех этих художественных произведениях ядро их содержания составляют не сами эти предметы, а живость и душа субъективного подхода и выполнения, чувство художника, отображающееся в его произведении и доставляющее не только простую копию внешних объектов, но раскрывающее вместе с тем себя и свой внутренний мир. Именно поэтому предметы в живописи и с этой стороны представляются более безразличными, поскольку их субъективность начинает обнаруживаться как нечто основное. Этим поворотом в сторону чувства, которое в предметах внешней природы часто является лишь общим отзвуком воспроизводимого настроения, живопись наиболее отличается от скульптуры и архитектуры, приближаясь к музыке и образуя переход от изобразительного искусства к искусству звуковому.