Точно так же как все это воззрение не является символическим по своему типу, так в нем отсутствует и собственно художественный характер. Правда, этот способ представления можно, в общем, называть поэтическим, ибо, как отдельные предметы природы, так и отдельные человеческие умонастроения, состояния, действия и поступки берутся не в их непосредственном и вследствие этого случайном и прозаическом виде, лишенном какого-либо смысла, а созерцаются согласно их существенной природе, в свете абсолютного как света. И наоборот: всеобщая сущность конкретной действительности природы и человека понимается не в смысле их всеобщности, лишенной существования и образа — это всеобщее и то единичное, о котором только что шла речь, здесь представляются и высказываются как нечто непосредственное единое. Такое воззрение мы имеем право считать прекрасным, широким и великим, а по сравнению с нелепыми и бессмысленными образами идолов свет, как нечто чистое внутри себя и всеобщее, несомненно соответствует добру и истине.

Однако поэзия в этом воззрении всецело останавливается на общих представлениях и не доходит до искусства и художественных произведений. Ибо здесь ни благое и божественное не определено в самом себе, ни образ и форма этого содержания не порождаются из духа, а, как мы уже видели, само наличное — солнце, звезды, реальные растения, животные, люди, существующий огонь — схватывается этим воззрением как уже в своей непосредственности соразмерный облик абсолютного. Чувственное изображение не воплощается, не формируется и не создается силами духа, как этого требует искусство, а его в качестве адекватного выражения непосредственно находят во внешнем существовании и высказывают как таковое.

Правда, с другой стороны, единичное фиксируется представлением и независимо от его реальности, как мы это видим, например, в представлениях об изедах, о ферверах, о гениях отдельных людей. Однако поэтический вымысел в этом начинающемся разделении необычайно слаб, ибо различие остается совершенно формальным, так что гений, изед, фервер не получают и не должны получать своеобразного формирования, а отчасти характеризуются лишь тем же содержанием, отчасти — той же голой и для себя пустой формой субъективности, которыми уже характеризуется существующий индивид. Фантазия не создает здесь ни иного, более глубокого смысла, ни самостоятельной формы более богатой внутри себя индивидуальности. И хотя мы видим далее, что особенные существования объединяются в общие представления и роды, которым в качестве таковых родовых существ представление сообщает реальность, все же и это возведение множества в некое объемлющее существенное единство, которое берется как зародыш и основа единичности того же вида и рода, в свою очередь является лишь деятельностью фантазии в неопределенном смысле, а не произведением поэзии и искусства в собственном смысле.

Так, например, священный огонь Бейрама есть существенный огонь; среди вод также встречается вода всех вод. Хом считается самым первым, самым чистым, самым крепким из всех деревьев, прадеревом, в котором течет жизненный сок, дающий бессмертие. Среди гор мы встречаем Альбордж, священную гору, изображаемую как первоначальный зародыш всей земли, стоящий в сиянии света; с этой горы нисходили благодетели людей, обладавшие познанием света, и на ней покоятся солнце, луна и звезды. В целом, однако, всеобщее созерцается здесь в непосредственном единстве с наличной действительностью особенных вещей, и лишь кое-где общие представления делаются чувственно наглядными посредством особых образов.

Говоря еще прозаичнее, культ имеет своей целью действительное осуществление господства Ормузда во всех вещах. Культ требует лишь, чтобы каждый предмет был соответствен и чист, и даже не стремится создать из этих предметов художественное произведение, существующее как бы в непосредственной жизненности, подобно тому, как это удавалось в Греции борцам, фехтовальщикам и т. д. благодаря их прекрасно развитому телу.

Со всех этих сторон и отношений первое единство духовной всеобщности и чувственной реальности составляет лишь основу символического в искусстве, но само еще не является собственно символическим и не создаст художественных произведений. Чтобы достигнуть этой ближайшей цели, требуется дальнейшее движение, переход от только что рассмотренного первоначального единства к дифференциации и борьбе между смыслом и его образом.