a) Эпиграммы, гномы и дидактические стихотворения

Простейший, но еще односторонний и неполный в своем абстрактном сосредоточении вид эпического изложения состоит в том, чтобы выделить из конкретного мира и всего богатства изменчивых явлений все то, что необходимо и обосновано внутри себя, с целью высказать это само по себе, сжатым эпическим словом.

α. Первое, с чего мы можем начать рассмотрение этого вида, есть эпиграмма, пока она еще действительно остается эпиграммой, надписью на колонне, утвари, памятниках, дароприношениях и т. д., и пока она, словно некая духовная длань, указывает на что-то, объясняя словом, написанным на предмете, нечто само по себе пластическое, пространственное, присутствующее помимо речи. Здесь эпиграмма просто говорит, что такое есть эта вещь. Человек еще не высказывает свое самобытие, он глядит вокруг и присоединяет к предмету, месту, которое чувственно находится перед ним и занимает его интерес, сжатое скупое объяснение, касающееся самой сути дела.

β. Следующий шаг может быть найден в том, что прежняя удвоенность объекта в его внешней реальности и в надписи устраняется, поскольку поэзия высказывает свое представление о сути помимо чувственного присутствия предмета. Сюда относятся, например, гномы древних: нравственные изречения, которые в сжатой форме выражают то, что сильнее чувственных вещей, более прочно и имеет более всеобщий характер, чем памятник в честь того или иного деяния, что долговечнее жертвенных приношений, колонн и храмов. Это обязанности человека в его внешнем бытии, мудрость жизни, созерцание всего, что в духовном мире образует твердые основания и связующие узы для действия и познания человека. Эпический характер такого способа восприятия заключается в том, что подобные сентенции выступают не как субъективное чувство и чисто индивидуальная рефлексия, и в отношении производимого ими воздействия они также не обращаются к чувству с целью затронуть душу или интересы сердца, но пробуждают в сознании человека то, что исполнено содержания, в качестве чего-то должного, почетного и пристойного.

Такой эпический тон имеет отчасти древнегреческая элегия; например, от Солона сохранилось кое-что в этом роде, что по своему тону и стилю легко переходит в паренезу: увещевания, предостережения, касающиеся совместной жизни в государстве, законов, нравственности и т. п. Сюда можно причислить и «Золотые слова», приписываемые Пифагору. Но все это промежуточные виды, возникающие оттого, что в целом, правда, выдерживается тон определенного поэтического рода, однако при неполноте предмета он не может развиться в полную меру, а постоянно рискует тем, что примет отчасти также тон какого-либо другого рода, в данном случае, например, лирического.

γ. Такие изречения, какие я только что назвал, могут, в-третьих, выходя из своей фрагментарной обособленности и самостоятельности, соединяться в более обширное целое и завершаться в целостность чисто эпического характера, поскольку здесь связующим единством и подлинным средоточием выступает не просто лирическое настроение или драматическое действие, но некоторый действительный жизненный круг, существенная природа которого как в общем и целом, так и в отношении особых своих сторон, направлений, событий, обязанностей и т. д. должна быть представлена сознанию. В соответствии с характером всей этой эпической ступени, где все пребывающее и всеобщее как таковое выдвигается по большей части с этической целью предостережения, назидания и побуждения к нравственно цельной жизни, подобные произведения приобретают дидактический тон. Однако благодаря новизне мудрых изречений, свежести жизненного созерцания и наивности наблюдений они далеки еще от трезвой прозаичности позднейших дидактических поэм и, уделяя необходимое место описательному элементу, дают неоспоримое доказательство того, что как назидательность их, так и образность в целом непосредственно почерпнуты из самой действительности, пережитой и постигнутой в ее субстанции. В качестве конкретного примера приведу только «Труды и дни» Гесиода, где первозданный характер поучения и описания совершенно иначе радует душу с поэтической стороны, чем более холодная элегантность, ученость и систематическая последовательность Вергилиевых поэм о земледелии.