Что касается, во-первых, византийской живописи, то у греков неизменно сохранялся известный опыт в искусстве, и, кроме того, для изображения поз, одеяний и т. д. этой лучшей технике способствовали античные образцы. Однако природа и жизненность сошли здесь на нет; что касается форм лица, то искусство осталось традиционным, в фигурах и способах выражения — типичным и неподвижным, в расположении — более или менее архитектоническим; окружающая природа и пейзажный фон отсутствовали, моделировка при помощи светотени, яркости и темноты и их переходов, а также перспектива и искусство живой группировки не получили никакого развития или достигли развития очень несовершенного.

Поскольку придерживались одного и того же рано вложившегося типа, самостоятельное художественное творчество имело мало простора, искусство живописи и мозаика часто снижались до ремесла и становились тем самым все безжизненнее и бездушнее, хотя эти ремесленники, как и создатели античных ваз, имели перед собой прекрасные образцы, которым они могли подражать в изображении поз и драпировки.

Подобный тип живописи наводнил жалким искусством пришедший в упадок Запад и распространился преимущественно в Италии. Но здесь, вначале хотя и в зародыше, уже рано обнаружилось стремление не останавливаться на законченных фигурах и способах выражения, а двигаться к более высокому развитию, хотя первоначально это и проявлялось в грубых формах. Что же касается византийской живописи, то, как говорит г. фон Румор («Итальянские исследования», т. I, стр. 279) о греческих мадоннах и изображениях Христа, «даже по наилучшим образцам видно, что они возникли как мумии и заранее отказались от дальнейшего развития». Сходным образом итальянцы еще до эпохи самостоятельного развития своего искусства стремились, в противоположность византийской живописи, к более духовному восприятию христианских сюжетов. Так, только что названный исследователь (т. I, стр. 280) приводит в качестве поразительного доказательства этого различия способ и манеру, в которых новогреки и итальянцы изображали тело Христа при распятии. «Именно греки, — говорит он, — для которых созерцание ужасных телесных наказаний было привычным, представляли себе Спасителя на кресте свисающим всей тяжестью своего тела, с вздувшимся животом, с выгнутыми влево расслабленными коленями, с опущенной головой, борющегося с муками жестокой смерти. Таким образом, их предметом было телесное страдание как таковое. Наоборот, итальянцы — следует принять во внимание, что на их старинных памятниках крайне редко встречается как изображение девы Марии с младенцем, так и распятого Христа, — итальянцы обыкновенно изображали Спасителя на кресте таким образом, что, кажется, воплощали идею победы духовного начала, а не телесного изнеможения. Этот несомненно более благородный способ восприятия рано выступает в кругах Запада, находящихся в более благоприятных условиях».

Этими указаниями я должен здесь ограничиться.