Что касается отдельной статуи, то ее первоначальная задача — подлинная задача скульптуры вообще — состояла в том, чтобы создавать храмовые статуи, которые ставились в зале храма, где все окружающее соотносилось с ними.

α. Здесь скульптура сохраняет наиболее адекватную ей чистоту, поскольку она представляет образ божества вне какой-либо ситуации, в прекрасном, простом, бездеятельном покое; она изображает божество совершенно свободным, независимым, не вовлеченным в какие-либо определенные действия и коллизии, изображает его, как я уже многократно указывал, в непринужденных ситуациях.

Образ начинает выходить за пределы этой строгой величественности или блаженной погруженности, и это обнаруживается прежде всего в том, что поза в целом выражает начало или конец действия, не нарушая еще этим божественного покоя и не изображая богов в конфликте и борьбе. Такого рода статуями являются знаменитая Венера Медицейская и Аполлон Бельведерский. Во времена Лессинга и Винкельмана эти статуи вызывали безграничное восхищение как высший идеал искусства. Теперь, после ознакомления с более глубокими по своему выражению и более жизненными и основательными по своим формам произведениями, они несколько утратили свою ценность; их относят к более поздней эпохе, тогда тщательность обработки уже стремится к приятному и привлекательному, не сохраняя подлинно строгого стиля. Один английский путешественник даже прямо называет («Morning Chronicle» от 26 июля 1825 г.) Аполлона театральным щеголем (a theatrical coxcomb), за Венерой он, правда, признает большую нежность, очарование, симметрию и робкую грацию, но видит в ней лишь безупречное бездушие, отрицательное совершенство и — a good deal of insipidity (англ. — изрядная доля безжизненности).

Мы можем сформулировать это движение от указанного строгого покоя и святости следующим образом. Несомненно, скульптура — искусство, изображающее величественную серьезность, но так как боги — не абстракции, а индивидуальные образы, то эта величественная серьезность богов влечет за собой безмятежную ясность и тем самым рефлектирует действительное и конечное содержание. Безмятежность богов отображает здесь не чувство погруженности в это конечное содержание, а чувство примирения, духовной свободы и у-себя-бытия.

Y. Поэтому греческое искусство воплотилось во всей безмятежной ясности греческого духа и находило удовольствие, радость и интерес в бесконечном множестве необычайно привлекательных ситуаций. Ибо когда оно освободилось от неподвижного абстрактного способа изображения и стало уважать живую индивидуальность, соединяющую в себе все, тогда оно обратилось к живому и светлому началу и художники создали множество изображений, отличающихся человечностью и не уклоняющихся в сторону тягостных, страшных, (причудливых и мучительных явлений.

Древние греки создали много таких в высшей степени превосходных скульптурных произведений. Из разнообразных мифологических сюжетов, носящих игривый, но совершенно чистый и радостный характер, я укажу лишь на игры Амура, которые уже приближаются к обыденной человеческой сфере, а также на другие сюжеты, где главный интерес составляет жизненность изображения. Выбор таких сюжетов и занятие ими уже свидетельствуют о безмятежной ясности и невинности. В этой сфере, например, игрок в кости и телохранитель Поликлета ценились так же высоко, как и его агивская Гера; подобной же славой пользовался метатель диска и скороход Мирона. А как очарователен столь прославленный сидящий мальчик, извлекающий у себя занозу из пятки! О множестве других изображений с подобным содержанием мы знаем лишь по названиям. Это схваченные в природе исчезающие явления, зафиксированные художником.