ИЗ РЕЧЕЙ, ПРОИЗНЕСЕННЫХ В ГИМНАЗИИ г. НЮРНБЕРГА

29 СЕНТЯБРЯ 1809

Если теперь изучение древних языков остается, как и прежде, основой научного образования, то даже при этом ограничении оно выполняет важную задачу. Представляется справедливым требование, чтобы культура, искусство и наука народа стали на свои собственные ноги. Разве мы не можем поверить, что образованность нового мира, наше просвещение и прогресс всех искусств и наук уже вышли из детского возраста, перестали быть учениками греков и римлян, выросли из старых помочей и могут встать на собственную почву? Произведения древних могут еще сохранять свою большую или меньшую ценность и оказывать известное воздействие, но они должны отойти в сферу воспоминаний, досужих ученых достопримечательностей, стать достоянием истории, которое можно принимать или нет, но которое отнюдь не должно составлять основу и начало нашего более высокого духовного образования.

Но если мы согласны с тем, что вообще следует исходить из превосходного, то основой высшего образования должна быть и оставаться прежде всего греческая, а затем римская литература. Совершенство и великолепие этих шедевров должно быть духовной купелью, светским крещением, дающим душе первый я неизгладимый тон и тинктуру вкуса и науки. И для этого посвящения недостаточно общего, внешнего знакомства с древними; мы должны жить с ними одной жизнью, чтобы впитать в себя их воздух, их представления, их правы, даже, если угодно, их заблуждения и предрассудки, и освоиться в этом мире — самом прекрасном из всех, какие были. Если первый рай был раем человеческой природы, то это — второй, более высокий рай человеческого духа, который выступает в своей прекрасной естественности, свободе, глубине и ясности, как невеста из своей светлицы. Первое буйное великолепие его восхода на Востоке обрело здесь величие формы и смягчено красотой, его глубина уже не в запутанности, мрачности и надменности, а в непринужденной ясности; его веселость — не детская игра, она знает печаль, ведает жестокость судьбы, однако последняя не может отнять у нее свободу и меру. Я не думаю, что преувеличу, если скажу, что тот, кто не знал произведений греков, тот жил, не зная красоты.

Погружаясь в эту сферу и сживаясь с ней, мы не только пробуждаем, развиваем и упражняем все душевные силы, — но эта сфера есть своеобразный материал, обогащаясь которым мы подготавливаем нашу лучшую субстанцию.

30 АВГУСТА 1815

Было бы желательно, чтобы одна сторона философии духа, а именно раздел о прекрасному была рассмотрена подробнее. Эстетика, помимо натурфилософии, есть особая наука, которая еще отсутствует в научном цикле, и она, как представляется, могла бы быть весьма существенным дополнением к наукам, изучающимся в гимназии. Ее мог бы вести в высшем классе профессор классической литературы, который уже достаточно имел дело с этой литературой и которому очень не хотелось бы лишиться уроков. Было бы в высшей степени полезно, если бы гимназисты кроме понятия о метрике получили также более определенные понятия о природе эпоса, трагедии, комедии и т. д. Эстетика могла бы, с одной стороны, дать новое, лучшее понимание сущности и цели искусства, а с другой, — ей не следовало бы оставаться только болтовней об искусстве, а, как уже говорилось, следовало бы рассматривать особые роды поэзии и античные и современные методы поэтического творчества, знакомить с замечательнейшими поэтами различных народов и эпох и подкреплять это знакомство примерами. Это был бы столь же поучительный, сколь и приятный курс; он давал бы познания в высшей степени подходящие для гимназистов, и можно считать реальным упущением, что эта наука не является учебным предметом ни в одной гимназии.