b) Философские дидактические поэмы, космогонии и теогонии

Описанные выше поэтические виды брали в качестве своего материала в эпиграммах, гномах и дидактических поэмах особенные области природы или внешнего бытия человека, чтобы в сжатых словах, в более частной или более общей форме изложить представлению то, что составляет вневременное содержание и подлинно сущее в том или ином объекте, состоянии или же области, и чтобы при еще более тесном переплетении поэзии и действительности практически действовать посредством поэтического искусства. Второй круг отчасти идет вглубь, а отчасти уже менее следует целям поучения и исправления нравов. Это место мы можем отвести космогониям и теогониям, а также древнейшим философским произведениям, которые не были еще в состоянии полностью освободиться от поэтической формы.

α. Так, поэтическим остается, например, стиль изложения элеатской философии в поэмах Ксенофана и Парменида, особенно же во вступлении к философскому сочинению Парменида. Содержанием здесь является Единое, которое, в противоположность всему становящемуся и ставшему, особенным и отдельным явлениям, есть нечто непреходящее и вечное. Ничто особенное уже не удовлетворяет дух, стремящийся к истине и представляющий ее мыслящему сознанию вначале в ее абстрактнейшем единстве и первородности. Но, исполнившись величия этого предмета и борясь с его могуществом, душа в своем порыве склоняется одновременно и к лирическому, хотя все раскрытие истины, познаваемой мышлением, само по себе отличается чисто предметным и потому эпическим характером.

β. Во-вторых, содержание космогонических поэм составляет становление вещей, прежде всего природы, натиск и борьба дарящих в ней сил, а это ведет к тому, что поэтическая фантазия уже конкретнее и богаче начинает представлять себе свершение в форме деяний и событий. И воображение уже с большей или меньшей определенностью и устойчивостью персонифицирует силы природы, постепенно выделяющиеся в различные сферы и фигуры, и символически облекает их в формы человеческих поступков и событий. Такого рода эпическое содержание и изображение по преимуществу относится к восточным естественным религиям, и прежде всего индийская поэзия наиболее изобретательна в создании и разработке таких нередко варварских и разнузданных представлений о возникновении мира и о силах, действующих в нем.

γ. В-третьих, подобное же происходит и в теогониях, которые именно тогда получают свое надлежащее место, когда, с одной стороны, многочисленные отдельные боги не должны иметь конкретным содержанием своей власти и порождений исключительно жизнь природы, а с другой стороны, нет и единого бога, созидающего мир своей мыслью и духом и в ревностном монотеизме не терпящего рядом с собой других богов. Лишь греческое религиозное созерцание удерживает эту прекрасную середину и находит непреходящий материал теогоний в том, как Зевсов род богов постепенно вырывается из сферы неукротимых первобытных сил природы, а также в борьбе с этими природными прародителями: эти борьба и становление и представляют собой в действительности настоящую историю происхождения самих вечных богов поэзии.

Известный пример такого этического способа представления мы имеем в «Теогонии», дошедшей до нас под именем Гесиода. Здесь все происходящее уже всецело приобретает форму человеческих событий, и оно тем менее остается только символическим, чем более боги, призванные к духовному господству, освобождаются, чтобы предстать в соответствующем их сущности облике духовной индивидуальности, так что теперь они вправе поступать и быть изображенными как люди.

Но такого рода эпической поэзии недостает, с одной стороны, подлинно поэтического завершения. Ибо деяния и происшествия, которые могут быть описаны в такой поэме, сами по себе являются, конечно, необходимой последовательностью событий и случаев, но не индивидуальным действием, проистекающим из одного центра и в нем обретающим свое единство и завершение. С другой стороны, и содержание по своей природе не предлагает еще здесь созерцанию целостности, полной внутри себя, поскольку оно, по существу, лишено собственно человеческой действительности, которая только и может дать подлинно конкретный материал для господства божественных сил. Поэтому эпическая поэзия должна избавиться еще и от этих недостатков, прежде чем она сможет достичь закопченной формы.